Бабка сделала губы трубочкой, подумала.
– Ну, пиши так: сынок, я тут посоветовалась кое с кем…
Шурка отложил ручку.
– Я не могу так. Кому это интересно, что ты тут посоветовалась кое с кем? Нас на почте на смех поднимут.
– Пиши, как тебе говорят! – приказала бабка. – Что я, для сына двадцать рублей пожалею?
Шурка взял ручку и, снисходительно сморщившись, склонился к бумаге.
– Дорогой сынок Паша, поговорила я тут с соседями – все советуют ехать. Конечно, мне на старости лет боязно маленько…
– На почте все равно переделают, – вставил Шурка.
– Пусть только попробуют!
– Ты и знать не будешь.
– Пиши дальше: мне, конечно, боязно маленько, но уж… ладно. Приедем после Нового года. Точка. С Шуркой. Он уж теперь большой стал. Ничего, послушный парень…
Шурка пропустил эти слова – насчет того, что он стал большой и послушный.
– Мне с ним не так боязно будет. Пока до свиданья, сынок. Я сама об вас шибко…
Шурка написал: «жутко».
– …соскучилась. Ребятишек твоих хоть посмотрю. Точка. Мама.
– Посчитаем, – злорадно сказал Шурка и стал тыкать пером в слова и считать шепотом: – Раз, два, три, четыре…
Бабка стояла за его спиной, ждала.
– Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят! Так? Множим шестьдесят на тридцать – одна тыща восемьсот? Так? Делим на сто – имеем восемнадцать… На двадцать с чем-то рублей! – торжественно объявил Шурка.
Бабка забрала телеграмму и спрятала в карман.
– Сама на почту пойду. Ты тут насчитаешь, грамотей.
– Пожалуйста. То же самое будет. Может, на копейки какие-нибудь ошибся.
…Часов в одиннадцать к ним пришел Егор Лизунов, сосед, школьный завхоз. Бабка просила его домашних, чтобы, когда он вернется с работы, зашел к ней. Егор много ездил на своем веку, летал на самолетах.
Егор снял полушубок, шапку, пригладил заскорузлыми ладонями седеющие потные волосы, сел к столу. В горнице запахло сеном и сбруей.
– Значит, лететь хотите?
Бабка слазила под пол, достала четверть с медовухой.
– Лететь, Егор. Расскажи все по порядку – как и что.
– Так чего тут рассказывать-то? – Егор не жадно, а как-то даже немножко снисходительно смотрел, как бабка наливает пиво. – Доедете до города, там сядете на Бийск – Томск, доедете на нем до Новосибирска, а там спросите, где городская воздушная касса. А можно сразу до аэропорта ехать…
– Ты погоди! Заладил: можно, можно. Ты говори как надо, а не как можно. Да помедленней. А то свалил все в кучу. – Бабка подставила Егору стакан с пивом, строго посмотрела на него.
Егор потрогал стакан пальцами, погладил.
– Ну, доедете, значит, до Новосибирска и сразу спрашивайте, как добраться до аэропорта. Запоминай, Шурка.
– Записывай, Шурка, – велела бабка.
Шурка вырвал из тетрадки чистый лист и стал записывать.
– Доедете до Толмачева, там опять спросите, где продают билеты до Москвы. Возьмете билеты, сядете на «Ту-104» и через пять часов в Москве будете, в столице нашей Родины.
Бабка, подперев голову сухим маленьким кулачком, горестно слушала Егора. Чем больше тот говорил и чем проще представлялась ему самому эта поездка, тем озабоченнее становилось ее лицо.
– В Свердловске, правда, сделаете посадку…
– Зачем?
– Надо. Там нас не спрашивают. Сажают, и все. – Егор решил, что теперь можно и выпить. – Ну?.. За легкую дорогу!
– Держи. Нам в Свердловске-то надо самим попроситься, чтоб посадили, или там всех сажают?
Егор выпил, смачно крякнул, разгладил усы.
– Всех. Хорошее у тебя пиво, Маланья Васильевна. Как ты его делаешь? Научила бы мою бабу…
Бабка налила ему еще один стакан.
– Когда скупиться перестанете, тогда и пиво хорошее будет.
– Как это? – не понял Егор.
– Сахару побольше кладите. А то ведь вы все подешевле да посердитей стараетесь. Сахару больше кладите в хмелину-то, вот и будет пиво. А на табаке его настаивать – это стыдоба.
– Да, – задумчиво сказал Егор. Поднял стакан, поглядел на бабку, на Шурку, выпил. – Да-а, – еще раз сказал он. – Так-то оно так, конечно. Но в Новосибирске когда будете, смотрите не оплошайте.
– А что?
– Да так… Все может быть. – Егор достал кисет, закурил, выпустил из-под усов громадное белое облако дыма. – Главное, конечно, когда приедете в Толмачево, не спутайте кассы. А то во Владивосток тоже можно улететь.
Бабка встревожилась и подставила Егору третий стакан. Егор сразу его выпил, крякнул и стал развивать свою мысль:
– Бывает так, что подходит человек к восточной кассе и говорит: «Мне билет». А куда билет – это он не спросит. Ну и летит человек совсем в другую сторону. Так что смотрите.
Бабка налила Егору четвертый стакан. Егор совсем размяк. Говорил с удовольствием:
– На самолете лететь – это надо нервы да нервы! Вот он поднимается – тебе сразу конфетку дают…
– Конфетку?
– А как же. Мол, забудься, не обращай внимания… А на самом деле это самый опасный момент. Или тебе, допустим, говорят: «Привяжись ремнями». – «Зачем?» – «Так положено». Хэх… положено. Скажи прямо: можем навернуться, и все. А то – «положено».
– Господи, господи! – сказала бабка. – Так зачем же и лететь-то на нем, если так…
– Ну, волков бояться – в лес не ходить. – Егор посмотрел на четверть с пивом. – Вообще реактивные, они, конечно, надежнее. Пропеллерный, тот может в любой момент сломаться – и пожалуйста… Потом, горят они часто, эти моторы. Я один раз летел из Владивостока… – Егор поудобнее устроился на стуле, закурил новую, опять посмотрел на четверть. Бабка не пошевелилась. – Летим, значит, я смотрю в окно: горит…